Пилот штрафной эскадрильи - Страница 74

— Да, доля нашей вины в этом есть. Но мы ведь раньше никогда со штрафниками не общались. А уж сколько баек, россказней о вас было. Вроде того что напились вы до поросячьего визга и изнасиловали всех, кто юбку носит в округе.

— Ага. А еще у нас рога растут, хвосты, и вместо ног — копыта.

Вера засмеялась:

— Очень похоже на черта, каким его в сказках рисуют.

— Вы сами себе придумали страшный образ штрафника — небритого, в телогрейке и с запахом перегара. Соответственно — все мысли только об одном.

— А разве не так? — кокетливо улыбнулась Вера.

— Конечно, нет. У нас еще одна мысль есть — закусить.

Вера откровенно расхохоталась.

— Я думала, штрафники судьбой обижены, потому хмурые и неулыбчивые.

— А теперь?

— Да вы нормальные ребята!

— Ну наконец-то! Груз с души свалился — и прямо на ногу. Теперь хромать буду.

— Да ну тебя!

Разговор незаметно перешел на «ты» — сказался одинаковый возраст, общая служба, одни и те же интересы. А если форму снять да в гражданское одеться — вообще пикник на природе.

— Ой! Вон твой штурман идет. Вам ведь лететь сегодня. А у меня — что-то вроде отпуска. Пока Татьяна в санчасти лежит, я не летаю. Самолета нет, штурмана временно тоже. Ночами сплю, как будто и войны нет. Скорей бы она уже закончилась.

— Ох, Вера, не скоро еще — три года впереди, — нечаянно проговорился Михаил.

— Откуда ты знаешь? — тут же заметила его оговорку девушка.

— На картах гадал, — отшутился Михаил, в глубине души ругая себя за эту оговорку последними словами. — Вчера вечером напились с парнями — погадать потянуло.

— Врешь ты все! Когда вам было пить — вы летали всю ночь!

— Я же и говорю — пошутил…

— Завтра, когда выспишься, приходи ко мне…

— Нет уж, уволь. Там у вас один женский пол — заклюют.

— Отобьешься, — пошутила Вера.

Ночью они снова летали бомбить — на этот раз железнодорожную станцию. Она была плотно прикрыта зенитным огнем. Прямо на глазах Михаила в один из самолетов угодил зенитный снаряд. У-2 вспыхнул, со скольжением на крыло стал выходить из зоны обстрела, потом заложил вираж, вошел в пике и врезался в вагоны на станции. В ту же секунду полыхнула яркая вспышка, по ушам ударил грохот взрыва.

Михаил был шокирован. Самолет явно не падал: он был управляем, его направили в скопление составов на железнодорожных путях твердой рукой. Значит, пилот сознательно направил горящую машину на цель, не убоялся смерти, предпочтя ее плену. По возвращении надо будет комэску доложить об этом.

Возвращаясь назад после задания, Михаил чувствовал, как щемило от боли сердце и полнилась горечью душа. Ведь погибли хорошие парни — слабаки и дерьмо на такое неспособны. А сам он так смог бы? Или предпочел бы выпрыгнуть с парашютом? Но шансов благополучно уйти после приземления немного — станция совсем рядом. Еще он в воздухе висел бы, а немцы внизу были бы готовы к встрече.

Сели на аэродром. Пока самолет заправлялся и оружейники подвешивали бомбы, Михаил отправился к комэску — доложить обо всем, что ему довелось увидеть: как снаряд в У-2 угодил и как пилот своей рукой горящий самолет направил на вагоны.

— Подожди еще пятнадцать минут — будет видно, кто не вернулся с задания, — сказал комэск.

Не вернулся экипаж Пашки Савельева. Михаил знал его в лицо, знал, что он из Рязани и что полтора месяца службы в штрафной эскадрилье получил за то, что походно-полевую жену командира своего авиаполка — медсестричку — назвал подстилкой. По пьянке, естественно. Жалко было Михаилу этого молодого молчаливого веснушчатого парня. Для того чтобы вот так направить самолет в пекло, зная, что истекают последние секунды жизни, требуется огромное мужество. Страх — он был у всех, и все его преодолевали. Но одно дело — лететь, когда в тебя зенитки бьют: авось промахнутся, не попадут, и совсем другое — вот так спикировать на станцию.

Случай потряс Михаила до глубины души. Ведь даже памятник поставить на могиле невозможно — так же, как и к награде представить, пусть даже и посмертно.

Утром, после полетов, Михаил ушел подальше от стоянки — в лес: хотелось побыть одному, осмыслить увиденное. Их экипаж был единственным, кто видел этот подвиг своими глазами. А Василий уже где-то у техников раздобыл спирта и напился до беспамятства, чего Михаил никогда раньше за ним не наблюдал.

Конечно, к Вере Михаил опоздал и потому не пошел. И она не пришла — плохие вести разносятся быстро. Однако же боевой работы никто не отменял, и вечером они опять вылетели на боевое задание. Сделали пять вылетов, но как-то без желания, без огонька. А уже после полудня ординарец комэска собрал отдыхающие экипажи штрафников.

— Поступил приказ: помочь партизанам — доставить оружие, боеприпасы, бинты. Скрывать не буду — задание сложное. Лететь придется над занятой врагом территорией, садиться ночью на неподготовленную площадку. Но и это еще не все. Груз надо доставить в район Лепеля — это в Белоруссии.

Летчики и штурманы склонились над картой и почти сразу же, перебивая друг друга, возмущенно заговорили:

— Задание выполнить невозможно! Расстояние в одну сторону — двести километров, да назад столько же. Полного бензобака хватит только на четыреста тридцать километров. Случись небольшой встречный ветер — топлива на обратный путь не хватит, на немецкие позиции сядем. Пусть на Ли-2 экипажи летят!

Комэск терпеливо ждал, когда умолкнут возмущенные голоса.

— Там, — он ткнул пальцем в потолок, — уже перебрали все возможные варианты. Ли-2 не сможет приземлиться — слишком полоса коротка. Нам доверили ответственное дело, и надо оправдать доверие. Штурманы, прокладывайте маршрут.