Пилот штрафной эскадрильи - Страница 55

После завтрака и получения приказа они вылетели на разведку. Была низкая облачность. Сейчас бы подняться за облака и вынырнуть из них прямо над районом поиска, да только задача эта была невыполнима. Нет на ЛаГГах ни радиополукомпасов, ни других пилотажных приборов, позволяющих лететь «вслепую». Вот и приходится прижиматься к нижней кромке облаков — метров двести от земли. Опасно: сбить могут с земли даже из пулемета, а бронезащиты у ЛаГГа нет, и местность под крылом проносится уж очень быстро, невозможно заметить замаскированную зенитку.

Они проскочили передовую, а дальше маршрут лежал вдоль разбомбленного шоссе — оно должно было все время оставаться слева, как ориентир. Пронеслись над железнодорожной станцией. Михаил успел заметить на пути бронепоезд, а дальше по шоссе — танковую колонну.

Истребители летели низко и быстро — зенитки просто не успевали открыть прицельный огонь.

Дудков покачал крыльями и заложил вираж — видимо, решил пройти еще раз, посмотреть повнимательнее.

На перегоне к станции они заметили еще один, хорошо замаскированный бронепоезд. Он был укрыт сетями, покрашен в белый цвет и потому сливался с заснеженной местностью. Выдал его дымящий паровоз.

Но немцы успели предупредить экипаж бронепоезда по рации, и, когда появились истребители, по ним был открыт зенитный огонь. По ведущему промахнулись, наспех выставив неправильное упреждение, а вот самолету Михаила досталось — по фюзеляжу и крыльям застучали пули.

Секунда — и истребители бы скрылись, но внезапно хлопнул взрыв, разворотило приборную панель. Михаил почувствовал удар в левую ногу. Однако самолет продолжал слушаться рулей, не горел, в кабине не пахло дымом.

На обратном пути ведущий немного изменил курс.

Неожиданно у деревни Дугино они выскочили к немецкому аэродрому, на котором стояли бомбардировщики «Юнкерс-88». Ударить бы по ним из пушек и пулеметов, но приказ был строг: разведка строго по маршруту-и сразу на свой аэродром. Командованию как можно скорее нужны были разведданные.

Левая нога у Михаила немела, управление поврежденным самолетом давалось все с большим и большим трудом. Влево еще как-то удавалось поворачивать машину, поскольку правая нога действовала, а вот вправо… Михаил помогал элеронами самолету, переносил правую ногу к левой педали и, как мог, нажимал. Получалось плохо — мешала ручка управления. Боли Михаил почти не ощущал, но появилась слабость.

Петр понял, что с Михаилом что-то не так, потому что его самолет рыскал по курсу. Дудков перестроился и теперь летел крыло к крылу с машиной Михаила, делая ему какие-то знаки. Но Михаил не мог их понять — все внимание его было сосредоточено на управлении поврежденным самолетом.

Внизу промелькнула передовая, обозначившись чернеющими на белом снегу траншеями и вспышками выстрелов. Это уже была удача — все-таки летели над своей территорией.

Дудков, выведя вперед свой самолет, подвел Михаила к аэродрому и начал снижаться. Михаил — тоже. Но перед посадочной полосой истребитель Дудкова резко ушел в сторону, освобождая Михаилу коридор для снижения.

Пилот повернул кран выпуска шасси, сажая ЛаГГ на основное шасси, и дал небольшого «козла». Самолет помчался по полосе. Михаил сбросил обороты, потянул на себя ручку управления. Все, касание дутиком. Пилот перекрыл бензокран и выключил зажигание. Тормозить одной ногой ему было невозможно — самолет крутанулся бы вокруг своей оси и перевернулся.

«Черт, какая же все-таки полоса короткая!» — про себя чертыхнулся Михаил. Как ни старался он снижать скорость, самолет остановился уже в снежном бруствере на конце полосы.

Сил хватило, чтобы отбросить фонарь, а дальше уже помутившаяся память сохранила только обрывки событий. Как его вытаскивали из кабины, Михаил не помнил вовсе. Затем — салон несущейся по полю санитарной машины, озабоченный врач рядом. Потом — склонившееся над ним лицо Дудкова, и… провал в памяти.

В себя Михаил пришел уже в палате госпиталя. С трудом разлепив веки, он увидел над собой белый потолок. Стал вспоминать — таких в полку точно не было, ни в одном здании. Где-то за стеной — приглушенный разговор. Сильно пересохли губы, и хотелось пить. От сухости во рту язык был настолько шершавым, что Михаил даже сказать ничего не мог.

Кто-то рядом заметил, что Михаил открыл глаза. Мутным взглядом летчик различил приближающийся белый халат и огромные участливые глаза.

— Потерпи, миленький!

К губам приложили мокрый бинт. Михаил жадно сосал его, глотая влагу. Мало, хочется еще!

— Пить! — едва слышно прошептал он.

Ко рту поднесли маленький заварной чайник, только в нем был не чай, а обычная вода.

— Пей понемногу, касатик. — Мягкий женский голос, запах женщины и вода!

Михаил дважды передыхал, пока одолел чайничек. Стато полегче, и он уснул. Не впал в кому, а уснул. Проснувшись, вновь попросил пить.

Михаила напоили. Он попробовал было поднять голову, но тут же бессильно уронил ее на подушку. Сил не было, голова кружилась.

— Рано тебе, милок, подниматься. Есть хочешь? При упоминании о еде Михаил ощутил сильное чувство голода.

— Хочу. — Он жадно сглотнул слюну.

— Вот и хорошо. Сейчас я тебя покормлю.

Михаил скосил глаза. Рядом с его кроватью сидела на стуле пожилая санитарка в белом халате и белой косынке. Она взяла с тумбочки тарелку с жиденькой кашей и стала кормить Михаила с ложечки, как маленького. Чтобы Михаилу было удобнее есть, она приподняла ему голову, подложив под нее подушку. Сил хватило на половину тарелки.