Пилот штрафной эскадрильи - Страница 43

Рано утром они барражировали южнее Тулы, увидели группу бомбардировщиков «Дорнье-215» с прикрытием истребителей «мессершмитт» и втянулись в бой. Одна пара атаковала До-215, а они связали боем «худых».

— Погоди, — остановил Михаил рассказчика, — худые — это кто?

— Да «мессеры» же! Их так московское ПВО называет. Хм, и в самом деле: фюзеляж у «мессера» тонкий — вроде худой. Так в полку это прозвище за «мессершмиттами» и закрепилось. В дальнейшем на всех фронтах от всех пилотов — истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков — прозвище это Михаил слышал чаще, чем «мессер».

У МиГГ-3 оказались проблемы с бензобаком. Механики оттащили истребитель на пустующую стоянку, подремонтировали его, и к вечеру летчики перелетели на свой аэродром. На прощание один из них с завистью посмотрел на Яки:

— Повезло вам, парни. Як «худому» не уступает — не то что МиГГ.

Летчик махнул рукой и полез в свой самолет. Слышал уже Михаил отзывы о МиГГах — тяжелый самолет, не доведен проектировщиками до конца. Сыроват, как говорят пилоты. Но такова жизнь — идеальных истребителей не бывает.

Пятница 21 ноября выдалась тяжелой. Сначала на задание вылетели две пары из первой эскадрильи. Через час — еще две, из второй, в том числе и Остапенко с Михаилом.

В воздухе над передовой висела масса самолетов — штурмовики, бомбардировщики, истребители — как наши, так и немецкие. Кипел жестокий бой. Самолеты обменивались пулеметным и пушечным огнем. Бомбардировщики стреляли по истребителям, истребители — по бомбардировщикам и истребителям. Сразу и не разобрать было, кто с кем дерется.

В свалку бросились с ходу. Да и как было упустить возможность дать очередь по хвосту «мессера», внезапно появившегося перед парой?

«Худой» задымил и пошел вниз. А в трехстах метрах впереди — «Хейнкели-111» тройкой идут. Пара Остапенко — к ним. Узрев опасность, с каждого бомбовоза к ним потянулись огненные трассы.

Чтобы выключить из боя наглых стрелков, истребители набрали высоту, сделали переворот через крыло и начали стрелять по бомбардировщикам из задней полусферы. Огонь вел в основном Илья.

Вот задымил, а потом и полыхнул правый двигатель «хейнкеля». Бомбардировщик бесприцельно сбросил бомбовый груз и стал разворачиваться. Тут его Илья и подловил — всадил в фюзеляж пушечную очередь. «Хейнкель» начал падать.

Но тут или Михаил утратил осторожность, засмотревшись на падающий бомбардировщик, или «мессеры» неожиданно из облака вывалились — теперь уже не выяснишь, только по плоскостям прошлась очередь. Самолет вздрагивал как от ударов.

Взгляд назад — «худой» на хвосте, рядом совсем — около сотни метров. А чуть дальше видится еще один, ведомый.

Самолет рулей слушался, но дымил, и Михаил левой рукой дал полный газ, а правой рванул на себя ручку управления. Як резко задрал нос, выходя на восходящую петлю и одновременно с этим уходя из-под огня. От перегрузки потемнело в глазах. А перед стеклом — рядом совсем — уже вырастал хвост «мессера». Михаил и рубанул по нему своим винтом.

В ту же секунду раздался сильный треск, в разные стороны полетели клочья обшивки «мессера». Но и Як затрясло, причем сильно.

Михаил довернул самолет в сторону аэродрома и сбросил газ до минимума. Двигатель стало трясти меньше, но тяга, а с нею и скорость упали. Дотянет ли он до аэродрома? Не хотел Михаил на таран идти, это почти всегда — гибель и самих пилотов, и самолетов. Но, видно, разница в скорости была не очень большой, и потому получилось аккуратно.

Михаил полностью открыл фонарь. Мало ли: остановится двигатель, с парашютом прыгать придется — так чтобы времени зря не терять. К тому же у Яков фонарь иногда клинило.

Вдруг сзади — характерный «др-др-др»… По фюзеляжу застучали пули. Добить решили, гады!

Михаил обернулся, выглянул через бронеспинку. «Худой» сзади, а за ним — Як Остапенко.

Вновь треск очереди. «Мессер» задымил, пошел вниз, и сразу — взрыв. Но и двигатель Яка Михаила остановился.

Остапенко пристроился рядом — крыло к крылу. Однако истребитель Михаила перестал слушаться рулей и начал резко терять высоту.

Сначала пилот решил присматривать внизу место для аварийной посадки, однако же обзору «вперед и вниз» мешал капот мотора. Развернуться же и сесть на приглянувшееся место было невозможно — тяги нет. Перед брошенным штурвалом торчали искореженные, неподвижные лопасти винта.

Высота уже две тысячи. Еще немного, и надо делать выбор — садиться на брюхо или прыгать с парашютом. Покидать кабину и спасать свою жизнь под ненадежным «зонтиком» фронтовые пилоты не любили. Не очень-то верили они в надежность парашюта, да и немцы уж слишком часто расстреливали пилотов в воздухе при снижении.

В голове Михаила лихорадочно билась одна мысль: «Что делать?»

В кабине запахло гарью. Снизу, из-под пола, потянуло дымом. Все, конец мучениям выбора. Надо немедленно покидать обреченный истребитель. Тем более что и Остапенко машет рукой — покидай, мол, самолет!

Михаил обернулся. За Яком уже тянулся дымный след. Михаил отстегнул поясной ремень, поправил на лице летные очки, вздохнул, встал на сиденье и перевалился за борт. Его подхватило встречным потоком воздуха, лицо обожгло морозом. Глядя на приближающуюся землю, Михаил нащупал на груди вытяжное кольцо парашюта. Лучше открыть купол попозже. Высота вроде метров восемьсот. Пора!

Михаил дернул кольцо. Сзади зашуршал шелк, пилот ощутил легкий толчок — это выскочил небольшой вытяжной парашютик. Затем раздался резкий хлопок расправившегося купола и тормозящий падение удар, и Михаил закачался под стропами.